Нефть

Борис Борисов: Нефть, или присосавшиеся к трубе

Тема: НУЛЕВЫЕ
«Каменный век кончился вовсе не потому,
что иссякли месторождения камня».
Шейх Ямани, министр нефти

С тех пор как в XVII веке царь Алексей Михайлович впервые в России установил государственную монополию на торговлю нефтью, нефть стала фактором нашей экономической жизни. Нефть, «нафта», веками используемая как недорогой, но весьма вонючий заменитель настоящего, хорошего качественного лампадного масла, добывалась тогда из колодцев вёдрами; когда вместо воды в колодце начинала скапливаться эта вонючая чёрная жижа — для большинства населения это было просто очередной неприятностью. Обогащались немногие купцы, простой люд страдал и копал новый колодец. Кажется, за 400 лет изменилось не так много.

Впрочем, нефть уже давно не добывают из колодцев. Когда Эрвин Дрейк (1) впервые предложил бурить нефтяные скважины, ответ «научного сообщества» звучал примерно так: «Бурение земли в поисках нефти? Сверлить землю для того, чтобы найти нефть? Вы сошли с ума!»

Сегодня «научное сообщество» таким же сошедшим с ума объявит того, кто усомнится в необходимости бурить и добывать такое количество нефти, которое добывает Россия — и продавать её на мировом рынке.

Нам предлагают радоваться «рекорду добычи нефти» установленному Россией в 2009-м году (2), но мало кто видит оборотную сторону этих рекордов.

Между тем нигде, ни в одной сфере нашей экономики нет такого количества вранья, как в нефтяной отрасли, и, шире — в «топливно-энергетическом комплексе». Причины понятны — большая ложь всегда скрывает большие деньги. Каждой эпохе — своя Большая Ложь, и нынешняя имеет черный цвет нафты.


Несколько вопросов

С нашей нефтью происходит очень много непонятного.

Почему СССР большую часть — почти три четверти — добытой нефти потреблял для нужд своей промышленности и сельского хозяйства, а Россия подавляющую часть экспортирует?

Почему мы не присоединяемся к мерам ОПЕК по снижению добычи — даже когда цена нефти резко падает?

Почему мы фактически сами берём на себя политическую ответственность за «энергетическую безопасность Запада» — без какой-либо оплаты за такую любезность со стороны этого Запада?

И наконец, самое главное — почему мы предпочитаем накапливать нефтяные доходы в виде ЗВР, а не инвестировать их в собственную экономику?

Вопросов много.

Но для того, чтобы хоть что-то понять, что же происходит с нашей нефтью и почему это происходит именно так, а не иначе — смотреть надо вовсе не на нефть, а на денежные потоки от этой нефти. Причина и следствие здесь давно поменялись местами: именно то, куда и как расходятся наши нефтяные деньги по каналам кредитной системы, определяет то, что происходит сегодня с самой русской нефтью.

Именно потоки нефтяных денег и особенности их оборота лучше всего вскрывают существующие в стране могущественные «группы интересов», плотно сидящие на нефтяной трубе и нефтяных доходах, и объясняют устойчивость некоторых групп в нашей политике, групп, успешно переживающих уже третьего президента и седьмого премьера — без видимых потрясений и потерь.


«Кредитные ножницы»: как подрезать наши нефтяные доходы

Россия, как это ни странно, одновременно и крупнейший кредитор мировой финансовой системы, долларовой системы — и крупнейший заемщик. Но размещает средства наше государство (а это те самые русские нефтяные деньги, русские углеводороды, конвертированные в деньги), а занимает бизнес — как бизнес формально государственный, вроде Газпрома, так и частный.

Причём — что удивительно — занимают у западных финансовых структур, и те компании, которые сами производят нефть, являются источником тех самых денег которые они потом занимают под высокие проценты на западном кредитном рынке.

Бред?

Нет, продуманная, и очень эффективная финансовая схема.

Возникают «кредитные ножницы» — страна размещает на Западе 400-500 миллиардов долларов государственных резервов под процент близкий к нулю, и затем снова занимает примерно эту же сумму — но уже по ставкам ближе к 10% годовых. Эти ножницы позволяют хорошо стричь купоны — за нулевые только по одной этой финансовой схеме из страны откачено свыше двухсот миллиардов долларов.

Просто не возвращать в страну экспортные доходы, как это массово делали в девяностых стало для крупнейших игроков как-то неприлично — и новая схема пришлась вполне кстати. Совершенно очевидно, что эти двести миллиардов нашли своего правильного владельца — в современном бизнесе подарков никто никому не делает, и если вы крупно потеряли — значит, кто-то хорошо заработал.

Также совершенно очевидно, что в числе участников этой схемы распила русских нефтяных денег должна быть представлена и российская сторона, конкретные лица, принимающих решения по госфинансам, кредитам и ЗВР. Это факты, лежащие на поверхности, они совершенно очевидны.

Но долгое время для меня оставались неясными подробности схемы, по которой отмываются русские нефтяные деньги. Источники проявляли удивительную неразговорчивость — ещё бы, если по схеме каждый год качаются десятки миллиардов, то за любые утечки вас закатают в асфальт и наймут две Академии наук, чтобы объяснить это «естественными геологическими причинами». Однако кое-что выяснить удалось.


Это придумали в нулевых

Одна из наиболее долгоживущих (далеко не единственная, увы...) схема хищений состоит вот в чём. Русские нефтяные деньги, наши госрезервы вкладываются в облигации Казначейства США и другие бумаги — под мизерный процент.

Затем пакеты этих облигаций без лишнего шума передаются в управление финансовым посредникам — разумеется, «для повышения доходности», кто бы сомневался! — и негласно кладутся под залог в крупнейшие американские и британские банки — которые и есть подлинные хозяева этой схемы. Под такое надёжное обеспечение американские банки кредитуют вовлечённых в схему финансовых посредников по ставкам, близким к LIBOR (3).

Затем финансовый посредник возвращает нам наши же деньги по ставке, близкой к 10% годовых (иногда и выше) «которая характерна для развивающихся рынков». Кстати, кредитный рейтинг нам и нашим фирмам — тот самый рейтинг, который и определяет такие высокие ставки — присваивают фирмы фактически аффилированные с теми же банками Уолл–Стрита, те же американцы. В этом смысле всё на всех этапах контролируется, «всё схвачено».

«Финансовая орда» работает так: цена на нефть определяется в Лондоне по итогам торгов британской нефтью «Брент» — хотя русской нефти на рынке гораздо больше (точнее — в двадцать (!) раз больше, чем британской).

Цена межбанковского кредита определяется в Лондоне крупнейшими банками. Размер выплат по казначейским обязательствам США и объём их размещения активно регулируется Штатами, причём если мы размещаем недостаточно — включаются политические механизмы давления. Кредитный рейтинг заёмщика рисует нам та же самая публика.

Возможность превращения рубля в инвестиционную валюту плотно заблокирован у нас «экономическим блоком правительства» — а значит, за деньгами предприятиям всё равно придётся идти к западным кредиторам.

А между всеми этими «участниками экономической деятельности» гордо и смело парят наши монетаристы, презрительно объясняя критикам, что они, вообще говоря, никто и ничто, и что всё делается правильно, по велениям передовой экономической науки.

Ещё бы — маржа между ценой кредита для финансового посредника и ценой для конечного заёмщика в России составляет прибыль организаторов этой схемы — а это десятки миллиардов долларов в год. Полпроцента от доходов на гранты — и «передовая наука» оправдает вам всё что угодно.

Схема хороша ещё и тем, что все ключевые финансовые документы при этом находятся за пределами России и вне российской юрисдикции. Именно стремлением влить новую кровь в оскудевшие за кризис нефтяные денежные потоки объясняется странное и маниакальное желание наших денежных властей занять в 2010 году крупную сумму (около 20 миллиардов) на внешних рынках — это формально при наличии у страны 400 миллиардов долларовых резервов.

Проблема здесь, видимо, в том, что значительная часть этих резервов является неизвлекаемой, так как фактически находится в залоге — причем никаких документов в России на этот счёт нет. Но попытка изъять эти деньги приведёт к грандиозному финансовому скандалу. Возможно, вопрос о том, чтобы срочно занять денег на Западе для многих фигурантов этой схемы является сегодня вопросом не политического, а физического выживания — что и объясняет их странные заявления и не всегда адекватное поведение.

В самом начале мирового финансового кризиса в статье «Убить процентщицу» автор выдвинул гипотезу, что та доля от ЗВР, которые вышеописанная «финансовая орда» разрешит нам потратить в нулевых на преодоление кризиса будет в районе 20% — то есть нам не дадут снизить резервы существенно ниже 400 миллиардов — и этот прогноз, к сожалению, полностью подтвердился.

Поэтому попытки снова начать «стерилизацию нефтяных доходов» и идеи «занять на Западе» будут появляться и озвучиваться вновь и вновь. Наблюдая за теми, кто озвучивает эти идеи, можно легко делать выводы о том, кто в России является участниками вышеописанной выгодной и прогрессивной финансовой схемы.


«Голландская болезнь» наших экономистов

О том, что «нефтедоллары опасны для экономики», мы узнали от либеральных экономистов и узнали именно в нулевых. Сами наивные людишки никогда бы не догадались об этой страшной опасности, а зарабатывали бы деньги и спокойно тратили их — требуя от правительства, чтоб оно не заморачивалось «измами» а прагматично вело дело к общей народной выгоде.

Конечно, допустить такого было нельзя, и нам рассказали сказку о «голландской болезни в экономике» — особенно усердствовал небезызвестный придворный экономист Илларионов.

Да, нефтяные деньги сложнее использовать в виде рублей, тут требуется система компенсационных мер, новые рынки, способные впитать эти рубли так, чтобы эти рубли не разогрели инфляции. Было бы желание и какие-то зачатки образования у чиновников.
Для использования нефтяных денег напрямую, в виде валютных расходов государства, вообще нет никаких специальных ограничений, в этом виде расходы государства функционально ничем не отличаются от иностранных инвестиций, за приток которых все нулевые грудью стоял экономический блок правительства — Греф, Кудрин, Чубайс, Илларионов и другие.

Но в таком виде иностранные инвестиции заменяются инвестициями национальными, что совершенно неприемлемо для указанной выше группировки (и их реальных хозяев, легендированных у нас под псевдонимом МВФ и ВБ), так как полностью подрывает основы власти этой финансовой мафии в России. Поэтому борьба по вопросу инвестирования русских нефтяных денег в национальную экономику идёт и будет идти не на жизнь, а на смерть.

Это не вопрос экономической теории — это вопрос власти в России. Даже после распечатывания «нефтяной кубышки» в 2009-м антикризисные расходы распределились следующим интересным образом: финансовый сектор — 85%, реальный сектор — 15% (4). Неудивительно, что при таком подходе к антикризисному регулированию спад в России оказался рекордным среди крупнейших экономик мира. Так что и эта партия «партией стерилизаторов» скорее выиграна.

Борьба с инфляцией — важная задача, но стерилизовать для этого нефтяные доходы — это худшее, что можно сделать, это «хуже чем преступление». Стоит понимать, что стратегически есть только одна настоящая антиинфляционная мера — это рост национальной производительности труда и снижение издержек в народном хозяйстве, что требует инвестиций, тех самых нефтяных денег, которые «стерилизованы», без которых любые тактические меры (монетарные в том числе) максимум через несколько лет приходят к пределам своего регулирования, проваливаются, по-русски говоря.

То, что наши монетаристы уже два десятилетия подряд (!) не могут вывести инфляцию хотя бы на однозначные цифры — хотя при желании на это нужен максимум год — показывает цену их теориям. Именно на рост национальной производительности труда, на техническое перевооружение и снижение общеэкономических издержек, а не на пресловутую «борьбу с инфляцией» должна быть нацелена вся финансовая политика государства и перенаправлены нефтяные доходы — иначе мы будем вкушать прелести краха каждые десять лет, независимо от уровня текущих нефтяных доходов и накопленных долларовых ресурсов.

Минфин — вообще не то ведомство, которое должно отвечать за инфляцию. Это не его вопрос. Успех борьбы с инфляцией есть следствие экономического развития, а не наоборот, как нам изображали все последние годы.

Стоит раз и навсегда отбросить монетаристский антиинфляционный бред и политически кастрировать сторонников «стерилизации денежной массы» и нефтяных доходов, если хотите, политически стерилизовать их. Это то, что стоит оставить в нулевых. Хватит, достерилизовались.


Биотопливо как предчувствие беды

Один из главных сюжетов нулевых, связанных с нефтью, впрочем, остался почти за бортом официального дискурса. Проблема цены на нефть — это несколько больше, чем проблема цены на нефть. Это проблема жизни и смерти для миллиардов человек.

Из мировых лидеров, пожалуй, только Фидель Кастро — величайший ум эпохи — вовремя увидел эту опасность и заявил о ней во весь голос. Ни одна из многочисленных мировых «восьмёрок», «двадцаток» и «двоек» не озаботились ничем подобным.

Рубежный уровень повышения цены нефти находится в районе ста долларов за баррель. Как только нефть существенно превосходит этот уровень — производство биотоплива из продовольствия становиться экономически оправданным.

И дело даже не в том, едят ли люди тот продукт, который идёт на переработку или не едят — он в любом случае занимает пахотные площади, отнимая их у пищевых культур.

Дальше запускается самоубийственный для человечества механизм вытеснения продовольственных культур техническими и массовое стихийное производство биотоплива по всему миру. В силу особенностей технологии биотопливо можно (и выгодно) гнать везде, прямо в местах производства с/х сырья, что сокращает издержки, в том числе гнать его на малых и подпольных заводах. Остановить это будет нельзя — рыночная экономика и жажда наживы сметёт любые барьеры.

Даже в избыточных по продовольствию регионах возможно возникновение голода, так как зерно будет выгодней вывезти, чем скормить своим. Проблема усугубляется тем, что главные мировые игроки, похоже, заинтересованы именно в таком развитии событий. Это же радикально решит «проблему перенаселения» — и, главное, всю вину затем можно будет возложить на «коррумпированные правительства стран третьего мира» которые «не справились с ситуацией», а также на нефтедобывающие страны, «задравшие цену на нефть».

Глобальное повышение цены на продовольствие сделает нерентабельным дальнейшее существование огромного числа людей в этих странах «третьего мира». Им, разумеется, окажут некоторую продовольственную помощь, но помощь эта будет обусловлена полной и безоговорочной политической и экономической капитуляцией, фактической признанием новой эры — эры продовольственной колонизацией мира, его «Foods colonization». (5) Не случайно глашатаем этой новой эры в нулевых выступил не кто иной, как президент США Буш-младший, озвучив идеи американских интеллектуальных центров, в том числе опирающихся на структуры Рокфеллеров, о необходимости перехода человечества на «возобновляемые источники топлива».


Русский экономический крест: «нефть в обмен на продовольствие»

Урок нулевых для России, которая сосредоточилась на нефти и забыла про хлеб насущный, закупая продовольствие на мировых рынках, состоит в том, что такая политика может самым чудовищным образом ударить по её суверенитету и даже по государственной целостности.

Если бы спекулянты в конце нулевых догнали нефть до запланированных 200 долларов за бочку, маховик самонаращивания производства топлива из «возобновляемых источников» закрутился бы сам собой, и без указаний Буша. Мы бы одновременно начали терять рынки сбыта нефти (которую постепенно стало бы вытеснять биотопливо) и получили бы принципиально иную цену на закупаемое нами за рубежом продовольствие. Такая вилка даже при дорогой нефти способна опустить Россию на экономическое дно.

Сокращающийся рынок обычных углеводородов и растущие цены на продовольствие рисуют тот экономический крест, который в состоянии поставить крест и на всей экономической модели России как «энергетической сверхдержавы». Наше экономическое положение в тисках такого креста было бы ничуть не лучше положения Ирака до оккупации, которому позволяли продавать нефть в рамках программы «нефть в обмен на продовольствие». По существу, мы делаем сейчас то же самое. После аферы с «двухсотдолларовой нефтью» мировыми спекулянтами была бы запущена гигантская глобальная игра на повышение цены и на продовольствие — причем не на проценты, а в разы, если не в десятки раз.

Если можно было разогнать цену на нефть в двенадцать раз за десять лет (1998–2008) — то почему бы не повторить такой успех и с зерном? Количество денег, которое можно поднять на такой игре, не поддается разумной оценке, как и оценка возможного количества жертв. Впрочем, в нулевых мы увидели только разминку, но вскоре точно увидим и саму схватку. Урок Советского Союза, который, невзирая на его несопоставимую с нынешней Россией политическую, экономическую и военную мощь, в конце концов получил гигантские проблемы, подсев на поставки зерна из США — кажется, ничему нас не научил. Поэтому радоваться «растущей цене на нефть» нам следует очень умеренно — на другом конце палки есть свинцовая нашлёпка, и есть предположение, что она ещё грохнет нам в лоб в самый неподходящий момент. Впрочем, момент, чтобы голодать, редко бывает удачным.


По золотому счёту

Мы часто слышим — «цена на нефть непредсказуема», «цена нефти резко выросла», «нефть резко упала в цене»… Особенно часто мы это слышали в нулевых — настолько часто, что даже поверили в это. На самом деле, все это вранье, причем враньё специально сконструированное под долларовую экономику и под единого заказчика. Посмотрим на две таблицы. В первой — усреднённые среднегодовые цены на нефть ОПЕК в нулевых:

НЕФТЬ, $/тонну
2008 741,27
2007 541,55
2006 487,70
2005 408,41
2004 286,48
2003 216,17
2002 187,00
2001 183,26
2000 214,68

Как сильно колеблются цены, не правда ли ? От 183 до 741 доллара за тонну — более чем в четыре раза. Если брать не среднегодовые а ежедневные цены — то и в пять. «Непредсказуемые нефтяные цены», да… А вот та же таблица, пересчитанная в золотом стандарте (грамм золота за тонну нефти) (6) :

Золотая таблица, грамм золота за тонну нефти :
2008 23,05
2007 24,23
2006 25,15
2005 28,54
2004 21,73
2003 18,52
2002 18,82
2001 21,03
2000 23,93

Колебания идут в весьма узком коридоре — от 18,52 до 28,54 граммов за тонну. Шесть лет из десяти цены не выходят из ещё более узкого коридора ~ 21–25 долларов за тонну — плюс-минус десять процентов.

И где сказки о «непредсказуемом рынке нефти»? Вся «непредсказуемость нефти» вытекает только из непредсказуемости доллара как основы системы международных расчётов. Нефть вполне предсказуема, непредсказуем доллар — поскольку не имеет фундаментальных основ, является виртуальной валютой.

Однако измерение всех показателей в долларе ставит всё с ног на голову: доллар у нас превращается в основу, базу, а все остальные, гораздо более фундаментальные параметры экономики немедленно становятся «непредсказуемыми». Нефть — только одна из ряда, только частный, хотя и важный пример. А ведь именно «нестабильностью нефтяных цен» — которая на самом деле является нестабильностью доллара — наши либеральные экономисты обосновывают необходимость раздувания всяких «стабилизационных фондов» и «фондов будущих поколений». Признание того факта, что нефтяные цены потенциально стабильны и предсказуемы — причём в рамках золотого стандарта предсказуемы даже на десятилетия вперёд — полностью выбивает у них почву из под ног. (7)

Из этих теоретических выкладок для нас следуют вполне практические выводы. Нам следует готовиться. Нам следует всерьёз отнестись к предложениям Уго Чавеса совместно контролировать мировую цену на нефть — вместе с ОПЕК и отдельно вместе с Венесуэлой. Промедление здесь преступно. Нынешний вброс в мировую экономику триллионов долларов очень скоро приведёт к повторению скачка цены на золота в разы к его нынешней цене — а значит, и к фактическому падению наших доходов в разы. И надо быть к этому готовым, не допускать снижения продажной цены энергоносителей в золотом исчислении, готовить механизмы и ответные меры, адекватные экономической угрозе. Нельзя давать себя так грабить — даже Соединённым Штатам.

Проблема заключается в том, что такие действия неизбежно вызовут обвинения в «нарушении энергетической безопасности Запада», а возможно, и силовые действия в рамках «Акта о энергетической безопасности», стратегии, озвученной в нулевых сенатором Лугаром, в рамках которой такая угроза «приравнена к нападению на члена НАТО». Проблема ещё и в том, что на нас наверняка будет спущена стая восточноевропейских шавок во главе с Украиной — если до этого мы не успеем «окончательно решить украинский вопрос».

Многотриллионный вброс долларов в мировую экономику вскоре неизбежно вызовет нестабильность по доллару, и нет сомнений, что США вновь применит свою прежнюю стратегию, объявив Западный Мир пострадавшей стороной, а поставщиков энергоресурсов и сырья — защищающих свои интересы — представит стороной агрессивной и виновной в энергетическом кризисе, вновь постарается поменять местами экономического агрессора и жертву агрессии. Этот сюжет почти неизбежен, и наблюдения за развитием американской позиции в нулевые ясно показывает, что они системно готовятся к такому противостоянию — в том числе на правовом поле и идеологически. Последние «мирные предложения» США по сокращению числа ядерных зарядов «до нескольких сотен» также вполне укладываются в эту схему. Никаких адекватных этим вызовам подвижек с нашей стороны не наблюдается. Похоже, для наших политиков неизбежный кризис в отношениях с Западом снова наступит неожиданно.


Присосавшиеся к трубе

Золотой стандарт переворачивает не только представления о долларе и о «непредсказуемых нефтяных ценах», но и обычные представления о том, как были связаны в нулевых наши доходы и нефтяные цены. Крайне интересно сравнить зависимость средних цен на нефть, измеренных в правильном золотом стандарте, и средних доходов россиян, измеренных в тех же единицах:

Среднемесячная зарплата русского работника, измеренная в золоте, грамм в месяц:

2007 22,37
2006 20,37
2005 21,11
2004 17,98
2003 15,42
2002 13,99
2001 12,74
2000 8,81


И, для полноты картины, в девяностых годах:

1999 6,91
1998 11,42
1997 15,41
1996 12,34
1995 8,26
1994 (нет данных)
1993 (нет данных)
1992 1,99 (8)
1991 26,98
1990 34,42

Из этой таблицы видно, что цена нефти никак не сказывается на реальном уровне жизни русских: и в 2000 году и в 2008-м нефть стоит одинаково — 23 грамма за тонну, однако в 2000-м русскому работнику платят девять грамм золота в месяц, а в 2008-м — платят двадцать, при той же цене нефти... Видна корреляция скорее с объемами добычи — но никак не с ценой.

Чтобы платить вдвое больше, оказалось достаточно провозгласить «равноудалённость» и посадить некоторых слишком рьяно «присосавшихся к трубе». Так естественным образом получает подтверждение широко распространённая в народе гипотеза, что для того, чтобы восстановить прежний уровень народных доходов и социальных гарантий, вполне достаточно посадить всех остальных рьяно присосавшихся. Надеюсь, История даст нам возможность проверить и эту гипотезу на практике.

Ведь на нулевых жизнь не кончается?

Примечания:

Примечание самое первое:
В тексте словом «нефть» автор часто обозначает углеводороды в целом.

(1) Дрейк, Эдвин (1819–1880), создатель скважинного способа добычи нефти. 27 августа 1859 года пробурил первую в истории нефтяную скважину современного типа с устройством буровой вышки и использованием обсадной трубы близ города Тайтесвилл (Titusville), штат Пенсильвания. Глубина скважины составила 21 метр.

(2) Россия стала крупнейшим в мире производителем нефти по итогам сентября 2009 года, добыв 10,01 миллиона баррелей нефти. Ранее российская нефтяная промышленность не выходила за пределы 10 миллионов баррелей в сутки. Рост добычи позволил России занять в сентябре позицию мирового лидера по добычи нефти, оттеснив Саудовскую Аравию на второе место.

(3) Ставка LIBOR — London Interbank Offer Rate, (лондонская межбанковская ставка предложения) — индикатор стоимости межбанковских финансовых ресурсов. Формируется на Лондонской межбанковской бирже. LIBOR в нулевых колебалась от одного до шести процентов, в момент написания материала — около двух процентов годовых.

(4) По данным депутата Госдумы Оксаны Дмитриевой антикризисные расходы в 2009 году распределились следующим образом: финансовый сектор — 85%, реальный сектор — 15%. «Из всех стран с нефтегазовым экспортом у нас самый большой спад производства. Саудовская Аравия, Норвегия, Арабские Эмираты — спад не более 1%. Из стран «двадцатки», из больших экономик у нас самый большой спад производства по ВВП при самом высоком уровне инфляции» (дискуссия по Отчету Правительства в ГД РФ 16 сентября 2009 года)

(5) Рокфеллеры сегодня — крупнейший игрок на продовольственном фронте, и, похоже, сама идеология биотопливного фашизма и подготовка к «Foods colonization» исходят от их структур.

(6) Расчёты автора. Цена нефти «Уралс» немного отличается от цены нефти ОПЕК, но эти различия не принципиальны, особенно для сравнения рядов данных.

(7) «Наиболее распространенные меры, применяемые для их регулирования проблем, связанных с нестабильностью сырьевых цен — формирование стабилизационных фондов», — Егор Гайдар, «Нефтяное проклятье».
Если так называемая «нестабильность нефтяных цен» оказывается просто фикцией, то всевозможные фонды (номинированные, как правило, в тех же долларах) перестают казаться столь необходимыми, а накопление долларов становится фактором, только увеличивающим риски для национальных экономик.

(8) По поводу средней зарплаты в 1,99 грамм в 1992 году — это не опечатка. Это прямое последствие гайдаровских реформ. Пенсии тогда хватало на один пакет продуктов на неделю, а средней зарплаты — на две. Для того чтобы просто войти в метро, приходилось пройти сплошной живой коридор из людей, которые хотели хоть что-то продать из своих вещей, чтобы купить еду. Это сейчас не все помнят, увы. Уровень жизни упал тогда за год в семнадцать раз и не восстановлен до сих пор.